Жертва всесожжения - Страница 73

– Храбрость моя и вера все еще подводят меня. Я по-прежнему недостоин. Я должен был шагнуть в свет, взяться за Святой Крест и держать его бесстрашно.

Он закрыл лицо почерневшими руками. Бабочки покрыли каждый дюйм обнаженной кожи, полоща крылышками, и виднелся только белый плащ и трепещущие насекомые. Была полная иллюзия, что бабочки заполняют весь плащ.

Уоррик медленно и осторожно развел руками, чтобы не побеспокоить бабочек. И улыбнулся.

– Я много сотен лет слыхал о Мастерах, которые призывали к себе зверей, но до сих пор не понимал, как это делается. Это восхитительная связь.

Казалось, он страшно радовался своим «зверям». Я лично была несколько разочарована. Бабочка – не слишком хорошая защита от зверей того типа, что умеют призывать другие вампиры. Ладно, раз Уоррик доволен, кто я такая, чтобы портить ему радость?

– Иветта заставила меня поклясться Богом, что я не выдам некоторые ее секреты. Я не нарушил своего слова и своей клятвы.

– Ты хочешь сказать, что есть вещи, которые я должна знать и которые ты мне не сообщил?

– Я сказал тебе все, что волен был сказать, Анита. Иветта всегда была умна. Она все эти годы манипулировала мной, чтобы я предал все, что было мне дорого. Она связала меня клятвой перед тем, как мы приплыли на ваши берега. Тогда я не понимал, но теперь понял. Она знала, что я увижу в тебе человека чести. Человека, который защищает слабых и не бросает своих друзей. Перед твоим лицом все разговоры совета об ответственности и чести – жалкое притворство.

Сказать «спасибо» – этого явно было недостаточно, но что еще я могла сказать?

– Спасибо, Уоррик.

– Даже когда я был жив, существовала огромная разница между аристократами, по-настоящему ведущими своих людей и заботящимися об их нуждах, и теми, кто лишь пользовался ими.

– Мало что изменилось, – сказала я.

– Мне прискорбно это слышать, – ответил он и посмотрел вверх – то ли на солнце, то ли на что-то, чего я не видела. – Солнце приближается к зениту, и я слабею.

– Тебе не нужно укрытие для дневного отдыха? Я поняла, что не следовало этого говорить. Настолько ли я ему верю, чтобы оставить в подвале с Жан-Клодом и всей компанией без присмотра? Не совсем.

– Если сегодня мой последний день в свете солнца, я не потрачу его на то, чтобы прятаться. Я погуляю в твоих прекрасных лесах, потом закопаюсь в листья. Мне случалось прятаться в палой листве. В лощинах она лежит глубоко и густо.

Я кивнула:

– Я это знаю. Почему-то я решила, что ты городской.

– Я много лет жил в городе, но первые дни жизни провел среди деревьев куда более густых и мощных, чем эти. Земли моего отца были далеки от городов. Хотя сейчас это не так. Лесов, где я охотился и рыбачил мальчишкой, больше нет. Иветта разрешила мне поездку домой – в ее сопровождении. Я жалею, что поехал. Это отравило мои воспоминания, превратило их в подобие снов.

– Хорошие воспоминания так же реальны, как и плохие, – сказала я. – Не позволяй Иветте отобрать их у тебя.

Он улыбнулся, потом поежился. Бабочки взмыли в воздух, как осенние листья, поднятые ветром.

– Мне пора. – Он. пошел прочь среди деревьев, сопровождаемый шлейфом бабочек. Белый плащ скоро исчез из виду, но бабочки еще долго неслись за ним, как крошечные стервятники, отмечающие след смерти.

31

Я миновала двор, дорогу и шла по тропинке к дому, когда шум машины на гравийной дороге заставил меня обернуться. Это была Ронни. Черт возьми, я забыла ей позвонить и отменить нашу утреннюю пробежку. Вероника (Ронни) Симс – частный детектив и моя лучшая подруга. Мы вместе тренировались по крайней мере раз в неделю, обычно в субботу утром. Иногда ходили в тренажерный зал, иногда бегали. Сегодня было утро субботы, и я забыла ей позвонить.

Пистолет я держала у бока, он был спрятан под пальто. Веронике было все равно, просто это у меня автоматизм. Если ты настолько привилегированна, что имеешь разрешение носить оружие, ты не станешь им светить. Намеренный показ оружия в общественном месте без уважительной причины называется «угрожающим поведением» и чреват отзывом разрешения. Так свежий вампир любит сверкать клыками. Признак любительщины.

Терзаясь виной за то, что заставила Ронни проехаться зря, я не сразу заметила, что она не одна. С ней был Луи Фейн, доктор Луис Фейн, преподаватель биологии в университете Вашингтона. Из машины они выкатились одновременно, смеясь, и схватились за руки, как только оказались по одну сторону от автомобиля. Оба были одеты для пробежки. Луи был в футболке навыпуск, такой длинной, что при его пяти футах шести дюймах из-под нее еле показывались короткие шорты. Черные аккуратно подстриженные волосы не гармонировали со слишком свободной футболкой.

Ронни надела голубые байкерские шорты, отлично подчеркивающие ее длинные ноги. Из-под короткой футболки того же цвета мелькал плоский живот. Ронни шла ко мне. Никогда она так тщательно не одевалась для пробежки. Светлые волосы до плеч она вымыла, высушила феном, и они блестели. Только косметики не было, но Ронни она и не нужна. Лицо у нее сияло. Серые глаза отсвечивали голубым, как у нее бывает, когда она хорошо подберет цвет одежды. Сегодня она его подобрала, и Луи никого, кроме нее, не видел.

Я стояла, глядя, как они идут по дорожке, и думала, когда же они меня заметят. Для них обоих это оказалось неожиданным, будто я соткалась из воздуха. Ронни была достаточно предупредительна, чтобы принять смущенный вид, но у Луи вид был просто счастливый. Что они занимаются сексом, я и так знала, но достаточно было просто на них посмотреть, чтобы еще раз в этом убедиться. Его пальцы ласково играли на костяшках ее руки, и они оба стояли и смотрели на меня. Не скажу, как у них насчет любви, но желание – точно было.